3
На улице начало темнеть, к тому же стоял такой сильный туман, что пришлось пробираться на ощупь. Реки не было видно, но Поли её слышала. Она, как и прежде, шумела и была рядом. Как же долго мышка к ней не приходила!
Поли закрыла глаза… и запела. И чем громче она пела, тем легче ей становилось. Даже с закрытыми глазами мышка почувствовала, как её серая шёрстка снова превратилась в нежно-голубую.
Вдруг из воды послышался голос:
– Эй, певица! Не знаешь, где находится домик мышиного семейства? Они живут в старом сапоге.
«Певица?» Ещё никто так не называл Поли. От этого слова у мышки заколотилось сердце.
– Конечно, знаю, ведь я там живу, – прокричала Поли и подошла поближе к реке. Ей не терпелось увидеть того, кто назвал её певицей. Когда из тумана показался мокрый мыш в тельняшке, Поли чуть было не закричала от страха: так сильно он походил на разбойника.
– Проглоти меня кот! – размахивая лапками, ругался мыш. – Из-за этого тумана мой плот наткнулся на корягу и разлетелся на кусочки. Если бы не твои песни, я бы точно проплыл мимо. С твоим голосом только в опере петь.
Поли хотела спросить, что такое опера, но не успела. Мыш вдруг скрылся в тумане. Скоро он вернулся с охапкой хвороста и развёл костёр. Затем снял с себя совершенно мокрую тельняшку, выжал её и повесил сушиться над огнём.
– Апчхи! Ты говоришь, что живёшь в том самом сапоге? – устроившись на бревне, спросил он.
– Угу, – кивнула Поли и села рядом. При свете огня мыш не казался уже таким страшным, пусть и выражался он довольно странно.
– Протухший сыр мне в брюхо, – вдруг хлопнул себя по лбу мыш. – Неужели моя сестрёнка Пэми…
– Пэми – моя мама. А вы, значит, мой дядюшка Пип, – догадалась Поли. – Давно хотела вас увидеть.
Пип приосанился.
– Бабуля всегда говорит, что я такая же непутёвая, как и вы, – продолжила Поли.
– Да уж, – Пипа сначала расстроили эти слова. – Но – кот мне поперёк горла – всё-таки в старом добром сапоге меня ещё вспоминают!
– О нет, напротив, ни в коем случае нельзя говорить про вас. Особенно при дедуле. Но бабуля всё же говорит и считает, что мы с вами похожи.
– Ты тоже хочешь отправиться в плавание и стать отважным капитаном? – спросил дядюшка Пип.
– Нет, я даже не умею плавать. Я просто хочу петь. Каждый день. Но это невозможно, – мышка вздохнула. – Все в моей семье учат меня печь лепёшки и плести коврики, потому что считают пение бесполезным занятием.
– Краб меня за хвост! Со мной было так же. Вот поэтому я и сбежал из дома. Если хочешь петь каждый день, то тебе нужно поступить в школу вокала. – И тут дядюшка Пип рассказал Поли о чудесной школе, где учатся лучшие певцы и певицы в мире.
От мысли, что есть место, где можно петь каждый день, у Поли даже голова закружилась.
– Ты когда-нибудь слышала про Мышано Пипиотти? – вдруг прервал мысли Поли дядюшка Пип.
– Нет, – покачала головой мышка.
– Мышано Пипиотти – великий певец. На его концерты собираются миллионы мышей.
– Миллионы? – не поверила Поли.
– А может, и миллиарды. В общем, так много, что даже невозможно посчитать. В этом году Пипиотти сам лично будет набирать учеников. В городе все только об этом и говорят.
Дядюшка взял палку и стал тушить костёр. Разноцветные искры поднимались высоко в небо. Поли глядела на них и думала о том, как бы ей хотелось стать певицей, чтобы и на её концерты приходили миллионы мышей. Ну или хотя бы тысячи.
– А вы его когда-нибудь слышали? – спросила Поли.
– Нет, не слышал. Мне вообще-то больше нравятся пиратские песни, – сказал Пип и запел. У дядюшки был противный писклявый голос, и пел он ужасно, но Поли его не слушала. Она думала о школе вокала и с замиранием сердца представляла себя ученицей великого Пипиотти.
– Значит, ничего стыдного в том, что ты поёшь, нет? – вдруг спросила она дядюшку Пипа.
– Конечно, нет. И чтоб мне лишиться хвоста, если я тебе не помогу! – Пип надел на себя тельняшку и затушил костёр. После этого он крепко взял Поли за лапку и повёл домой.